Пошути со мною, небо!
У меня бывают периоды не-одиночества. Это значит что стоит мне лечь и закрыть глаза - да что там, достаточно просто долго идти по улице или ехать в транспорте (наземном, в метро такое бывает куда реже), как обязательно появляется кто-то и заводит беседу.
Последнее время этим "кем-то" чаще всего является мой... друг-не друг, приятель-не приятель, что-то нас связывало, понять бы ещё что... Он был великолепным любовником, но влюблён я в него был исключительно как в человека, не как в мужчину. Сталкиваясь у общих друзей-приятелей мы делали вид, что не слишком переносим друг-друга, что он считает меня бешеным и безбашенным существом с отсутствующим мозгом, а я его - самодовольным болваном. А потом, столкнувшись в углу у ванной торопливо обменивались поцелуями и "Сегодня едем?" - "Едем!". Ему нравилась эта игра. Мне тоже.
А потом он погиб. Глупо, впрочем в моём понимании любая смерть на третьем десятке жизни глупа. Никому бы и в голову не пришло мне сообщать, но обзванивали записную книжку его мобильного - и там был мой номер. Слава богам, тогда это никого не удивило - впрочем было просто не до того.
Я не думал, что выдержу похороны, но выдержал. Выдержал и поминки. Держался сам, держал тех, кто в этом нуждался. Несколько безумно долгих часов подряд. Сломался я когда уже ушёл с поминок. Когда этого никто не видел.
А теперь он иногда приходит ко мне, садится на уголке моего сознания, подбирает одну ногу под себя, покачивая другой, и принимается говорить. А я слушаю - потому что уже успел убедиться что он очень часто говорит чистую правду, да ещё и как раз тогда, когда мне стоит об этом узнать. Вот только откуда он это знает? У меня нет ответа...
Последнее время этим "кем-то" чаще всего является мой... друг-не друг, приятель-не приятель, что-то нас связывало, понять бы ещё что... Он был великолепным любовником, но влюблён я в него был исключительно как в человека, не как в мужчину. Сталкиваясь у общих друзей-приятелей мы делали вид, что не слишком переносим друг-друга, что он считает меня бешеным и безбашенным существом с отсутствующим мозгом, а я его - самодовольным болваном. А потом, столкнувшись в углу у ванной торопливо обменивались поцелуями и "Сегодня едем?" - "Едем!". Ему нравилась эта игра. Мне тоже.
А потом он погиб. Глупо, впрочем в моём понимании любая смерть на третьем десятке жизни глупа. Никому бы и в голову не пришло мне сообщать, но обзванивали записную книжку его мобильного - и там был мой номер. Слава богам, тогда это никого не удивило - впрочем было просто не до того.
Я не думал, что выдержу похороны, но выдержал. Выдержал и поминки. Держался сам, держал тех, кто в этом нуждался. Несколько безумно долгих часов подряд. Сломался я когда уже ушёл с поминок. Когда этого никто не видел.
А теперь он иногда приходит ко мне, садится на уголке моего сознания, подбирает одну ногу под себя, покачивая другой, и принимается говорить. А я слушаю - потому что уже успел убедиться что он очень часто говорит чистую правду, да ещё и как раз тогда, когда мне стоит об этом узнать. Вот только откуда он это знает? У меня нет ответа...